Айзек Азимов - Дуновение смерти [Сборник]
Чарльз Эммит готовился к демонстрации образования семикарбазона под давлением. Брейд взглянул на часы. Без пяти час. Через пять минут лабораторию заполнят студенты.
Он грустно размышлял о том, как вся жизнь преподавателя подчинена часам, разбита на лекции, семинары, лабораторные занятия, заседания.
Минутная стрелка приблизилась к двенадцати. В лабораторию, надевая через голову черный резиновый фартук, вошел студент, вежливо сказал: «Здравствуйте, профессор Брейд!», положил на стол свои тетради и книги, открыл обожженный кислотой учебник.
В этот момент из его книги вывалилась пачка листов. Посмотрев на нее сначала недоуменно, а потом озабоченно, студент направился в конец лаборатории к Эммиту.
— Мистер Эммит, — сказал он, — я, оказывается, забыл вам отдать отчет о моем первом самостоятельном опыте в пятницу. Ничего, если я сдам сейчас?
Он выглядел встревоженным.
Эммит, видимо чувствуя на себе взгляд Брейда, грубовато распорядился:
— Хорошо, положите. Я потом взгляну. Но больше не забывайте.
Брейд рассеянно наблюдал, как студент отдает Эммиту свои записи.
В лабораторию быстро входили остальные студенты. Стрелки показывали час. Стрелки, которые дробят весь день преподавателя на куски и пригвождают его к часам, словно распятого.
Да, часы, время… Впрочем, что это он сейчас наблюдал?
«Боже! — подумал Брейд… И студенты, и лаборатория вдруг исчезли, он остался один — наедине с невозможной, дикой догадкой.
Он круто повернулся и поспешил в свой кабинет. Несколько пар глаз с любопытством уставились ему вслед, но он уже ничего не замечал.
Он снова держал в руке телефонную трубку, только на этот раз ему пришлось поискать номер по справочнику.
— Но мне необходимо, — доказывал он уверенному молодому голосу, который ему ответил. — Разговор совершенно безотлагательный и займет не более двух минут. Нет, нет, я никак не могу ждать до трех.
Он действительно не мог. Он должен был узнать все сейчас же. Сию минуту.
Ожидание было невыносимо и, стараясь отвлечься, он представлял себе, какое смущение и страх вызвал его звонок.
Тихий, запыхавшийся голос, раздавшийся в трубке, и в самом деле звучал испуганно.
— Это точно? — настойчиво спрашивал Брейд. — Так оно и было? Слово в слово?
Он переспрашивал снова и снова, пока не испугался, что его настойчивость может довести до истерики. Спросив в последний раз: «Это точно?» — он повесил трубку. Теперь он знал. Знал все — причину, план, последовательность событий. Во всяком случае, думал, что знает.
Но ведь он не полицейский, опыта у него нет. Как доказать свои подозрения? Или, что вернее для данного случая, как доказать истину?
Он сидел, погрузившись в размышления, пока солнце, спускаясь все ниже, не начало светить ему прямо в глаза. Пришлось встать, чтобы опустить штору. И тут в дверь негромко постучали.
На этот раз Брейд сразу же узнал приземистую фигуру за матовым стеклом и поспешно распахнул дверь.
— Входите, мистер Доэни. — Он тщательно запер дверь снова.
Доэни сказал:
— Привет, проф! Мне передали, что вы звонили, да было уже вроде поздно, вот я и решил зайти прямо сюда. Жаль, что меня не было на месте.
— Ничего.
— Я не помешаю вашим занятиям?
— Нет.
— Ну ладно. Что случилось, проф? Я ведь понимаю, такой человек, как вы, зря звонить в полицию не станет — не иначе что-то стряслось.
— Боюсь, что вы правы. — Брейд подождал, пока коренастый сыщик плотно уселся напротив него. — Знаете, на меня совершено покушение.
И вдруг Доэни, собиравшийся достать сигару из кармана пиджака, застыл как вкопанный. С лица его сразу сошло добродушное выражение, взгляд стал холодным, и он сказал:
— Вот оно что! Вы не пострадали?
— Нет. Мне удалось предотвратить несчастье. Но еще минута, и меня бы не было.
— Ясно. Что называется, «спаслись чудом»?
— Именно.
Но внутри у Брейда похолодело. Сомнений не было, сыщик смотрел на него враждебно. Больше того, впервые он смотрел на него так, будто наконец укрепился в мысли, что профессор мог убить Ральфа.
18Брейд помедлил, но все-таки начал рассказывать, как он обнаружил, что баллон с кислородом поврежден.
Доэни слушал его, полузакрыв глаза. Он проявил интерес только раз, когда Брейд сказал, что жидкость, которой смазывали редуктор, это «глицерол», более широко известный под неверным названием «глицерин». Руки Доэни на краю стола сразу напряглись, и он спросил:
— Глицерин? Это что, вроде нитроглицерина?
Брейд подавил раздражение:
— Да нет же. Глицерин, то есть глицерол, сам по себе совершенно безвреден. Им пользуются в кулинарии и в косметике.
— Безвреден? Тогда почему же…
— Безвреден при обычных условиях. Но если бы я повернул вентиль, чистый кислород под давлением тысяча восемьсот фунтов на квадратный дюйм устремился бы в маленькое пространство внутри редуктора. Чтоб вам легче было все это представить, могу сказать, что давление кислорода в атмосфере вокруг нас равно трем фунтам на квадратный дюйм. И вот под воздействием кислорода под высоким давлением обычно безвредный глицерол начинает мгновенно и бурно реагировать, освобождая в большом количестве тепло.
— То есть происходит взрыв?
— Да. Вентиль баллона мгновенно вылетает, весь остальной кислород вырывается наружу и баллон превращается в своего рода бомбу. Лабораторию разнесло бы, и, разумеется, не уцелел бы и я.
Доэни глубоко вздохнул и жестким ногтем поскреб толстую щеку.
— А не могла эта смазка оказаться там случайно?
— Нет, — твердо ответил Брейд. — Резьбу на баллоне с кислородом никогда не смазывают, и я не допускаю, чтобы кто-нибудь сделал это по незнанию. Сам баллон в прошлый четверг был в полном порядке, так что повредили его специально.
— Чтобы убить вас, профессор? Да?
— Очевидно. Другой причины я не вижу. Баллоном пользуюсь один я. Вопрос заключался только в том, когда я поверну вентиль. Я и на самом деле чуть не повернул его.
Доэни кивнул. Холодность его не проходила.
— Ну и что же это означает? Думаете, тот, кто убил парнишку, испакостил и ваш баллон?
— Трудно предположить, что здесь у нас орудуют двое убийц, — ответил Брейд.
— Ясно. Так что, по-вашему, раз вы теперь сами жертва, убийцей вас считать нельзя?
— Я..
— Но, если говорить начистоту, какая же вы жертва, проф? Живы, здоровы, будто весь день провели в церкви. Ведь вентиль-то вы не повернули! Скажите, а может, вы сами обмазали баллон этой дрянью?
